"Сборник статей"
В сборник вошли все ранее опубликованные статьи Тихомирова Андрея Евгеньевича (1986-2012 гг.). Тематика: история, политика, экономика, необъяснимое-объяснимо. 100 звёзд российской эстрады. Оренбург, 2014 г. ISBN: 978-5-906501-05-9
Заказать книгу: orenburgerallgemeine@narod.ru

Проблемы колониализма и неоколониализма сейчас вновь появились на горизонте международной политики. Это вызвано тем, что страны Запада во главе с США, используя ширму демократии и рыночной экономики, стремятся закабалить формально независимые страны мира на основе неоколониалистской доктрины.
Развал Восточного блока – политико-экономического союза стран «народной демократии» в конце 20 века изменил геополитическую ситуацию в мире. На смену конфронтации двух систем пришла однополярная система главенствующего положения Соединенных Штатов Америки, связанная с политикой подчинения всех стран мира. США утверждаются в современной политической обстановке как единственная сверхдержава.
В начале 21 века главенствующее положение в мире занимают Соединенные Штаты Америки, внешнеполитический вектор которых направлен на подчинение государств мира американскому диктату. Это проявляется в экономическом, политическом, культурном давлении США. Большинство современных стран мира, формально добившиеся в 20 веке государственной независимости, попали в другую, не менее (если не более) сильную зависимость, это - экономическая подчиненность. Многие бывшие колонии - де-юре независимые страны - сегодня де-факто являются полуколониями. Большинство стран Африки, Азии, Латинской Америки, страны СНГ остаются в орбите влияния мировой экономики, играя роль сырьевых придатков. В свою очередь, мировая экономика ориентирована на обслуживание интересов «золотого миллиарда».
Развитие стран всех континентов осложняется прямым и замаскированным американским вмешательством в их дела под зачастую вымышленным поводом. Вместо «империи зла» - СССР в американской риторике ныне появилась «ось зла», это - Куба, Мьянма, Зимбабве, Северная Корея, Иран, Белоруссия. Отличие России от империй Запада заключается в том, что своим возникновением она обязана не завоеванию, сколько мирной крестьянской колонизации и добровольному присоединению к ней нерусских народов. Но «Царская Россия подобно любой другой крупной европейской державе XVI-XIX веков проводила свою колониальную политику и подобно любой другой колониальной империи Запада являла собой «тюрьму народов». В этом она нисколько оригинальна не была, ничего нового по части ограбления, и выжимания пота из покоренных народов не изобрела, и ничего исключительного в российской «тюрьме» по сравнению с британским, французским, бельгийским, португальским и другими «застенками» не произошло. Русско-японская война, решавшая, на чьей стороне «право» грабежа Кореи и Маньчжурии, - обычный инцидент по сравнению с цепью англо-испанских и англо-французских колониальных войн, тянущихся вереницей через XVI-XIX века» [9, с.88].
Покорение Россией Средней Азии не может быть, конечно, поставлено на одну доску с имперским подвигом маленькой Англии, которая заглотала, не поперхнувшись огромную Индию. Кровавые страницы истории «замирения» Кавказа также не превосходят по своей жестокости трагическую хронику «умиротворения» Алжира. Ермак, громивший войска Сибирского ханства; Хабаров, разорявший мирные поселения по берегам Амура; Атласов, убитый его же казаками за жестокость в обращении с камчадалами... Но ни один из них не идет в сравнение с кровавыми злодеяниями Писсаро и Кортеса. По части «колониальной романтики» России трудно тягаться с Западом. Ведь не бедной талантами русской литературе не нашлось места для подражания Редьярду Киплингу.
Славяне расселяются по Восточно-Европейской равнине, мирно обтекая островки угро-финских племен, оторвавшихся от своего основного этнического материка. Между пришельцами и коренным населением не возникает отношений господства и повиновения, также редко случаются вооруженные столкновения. Ведь земли - основной предмет эксплуатации со стороны славянских поселенцев - обширны, заселены крайне редко и не представляют собой сельскохозяйственной ценности в глазах финнов - охотников и рыболовов. Славянская община постепенно включает в себя на равных основаниях угро-финские поселения. «Повесть Временных лет» рассказывает, что в «призвании варягов» наряду со славянскими племенами принимала участие финская чудь - никакого намека на неравенство между различными этническими группами сообщение не содержит. Варяги, со своей стороны, удивительно быстро смешиваются с возникающим из среды славянской племенной аристократии феодальным классом. Здесь не было никаких перегородок подобных тем, что воздвигли победители норманны между собой и побежденными англосаксами. Великороссия, возникшая из пепла и развалин Древней Руси, воспринимает по наследству ее могучую пластическую силу. Таким образом, к примеру, шло освоение русскими и обрусение обширной области, прилегавшей к Студеному морю - то есть к Белому и Баренцеву морям.
Из того факта, что русская крестьянская колонизация проходила на обширнейших территориях мирным путем, сопровождаясь ненасильственной ассимиляцией коренного населения, совсем не следует того, что она всегда носила мирный характер. Наступление на степь (точнее говоря, контрнаступление) велось казачеством - вооруженным русским и украинским крестьянством. Иногда победы правительственных войск (например, взятие Казани в 1552 г.) расчищали пути для невооруженной крестьянской колонизации. Но в любом случае: была ли эта колонизация мирной, полумирной или немирной, между ней и на первый взгляд аналогичным процессом в колониальных империях Запада существовало принципиальное различие.
Россия обладала гигантским колонизационным фондом, который будет становиться доступным населению и доступным культуре не только с каждым шагом вперед земледельческой техники вообще, но и с каждым шагом вперед в деле освобождения русского крестьянства от крепостнического гнета. Чем дряхлее становилась Российская империя, тем сильнее в стране был национальный, политический и экономический гнет самодержавия, который все более тормозил развитие населяющих империю народов. Царская администрация все беззастенчивей грабила коренное население.
Описание русской крестьянской колонизации в XIX веке остается в целом справедливым и для ранних веков. Важнейшая черта русского колонизационного движения состояла в том, что миграционные потоки направлялись на не освоенную ранее землю. Русские крестьяне, поднимая целину, распространили Россию от Прибалтики до Тихого океана, от Белого моря до песков Средней Азии. Ни у одного земледельческого народа не отобрали землю – это и Поволжье, берега Балтики, Закавказье, бассейн Амударьи и Сырдарьи. В этом смысле образование гигантской России явилось прямым продолжением и воспроизведением процесса образования в междуречье Оки и Волги этнического ядра Великороссии. Русские крестьяне и казаки не были в непримиримых враждебных отношениях с нерусскими народами, не было причин для яростной, слепой ненависти и с другой стороны. Нигде русская община на напоминает английскую колонию, нигде она не держится обособленно-высокомерно по отношению к «туземцам». Напротив: она повсеместно органично врастает в окружающую иноплеменную среду, завязывает с ней хозяйственные, дружеские и родственные связи; повсеместно, срастаясь с ней, служит связующим звеном между нерусскими и Россией. Не было комплекса «народа-господина» с одной стороны, не было и реакции на него и с другой, а потому вместо стены отчужденности выковывалось звено связи. Другой характерной и отличительной чертой Московского государства и Российской империи было действительно добровольное вхождение в их состав целого ряда народов, заселяющих огромные области: Белоруссии, Украины, Молдавии, Грузии, Армении, Кабарды, Казахстана и др. История никакой иной европейской или азиатской империи не знает ничего подобного. Вестминстерский дворец, скажем, никогда не видел в своих стенах посольства, прибывшего с просьбой о включении своей страны во владения британской колонии. Как в период сплочения русских земель вокруг Москвы в XIV-XV веках, так и в позднейшую эпоху объединения уже нерусских земель в пределах многонациональной России прослеживается один и тот же исторический ритм, вызванный внутренней противоречивостью процесса интеграции. История воссоединения Украины с Россией служит нагляднейшим тому примером. Богдан Хмельницкий, как и казачьи вожди до него не раз обращался к России с просьбой о присоединении. Московское правительство долго колебалось и, каким бы самодержавным оно ни было, не решалось самостоятельно, без совета «со всей землей» начинать войну против сильнейшей Речи Посполитой. Созываются два Земских собора в 1651 и в 1653 годах. Колебания и нерешительность Москвы более чем понятны: отношения между Польшей и Швецией, блокировавшей выход России к Балтике, накалились до предела. Разрыв между ними стал неизбежен, что давало царю возможность в союзе с Речью Посполитой разрешить ливонский вопрос. После тяжких поражений Московия копила свои боевые силы именно для борьбы в Прибалтике, а тут просьба о помощи терзаемой Украины! Земский собор 1653 года высказывается за принятие Малой Руси «под высокую руку государя всея Руси» и едва окрепшая Россия вновь вступает в четырнадцатилетнюю войну. Удар царских войск в белорусском направлении приковывает туда основные польские силы, что позволяет казакам очистить от панов всю Украину. Вторая фаза завершена, начинается третья.
Преемник Богдана Хмельницкого гетман Выговский поднимает призывом к самостийности против «москалей», которые изгоняют иногда подобру-поздорову, а иногда и вооруженной рукой царские гарнизоны. Вместе с крымским ханом он громит под Конотопом дворянскую московскую конницу. После такой победы «самостийность» по отношению к Москве немедленно оборачивается зависимостью от Польши, которая спешит признать привилегии казачьей старшины, чтобы вернуть под панский гнет рядовых казаков и украинское крестьянство. Все возвращается на круги своя.
Начинается новый цикл. «Черная рада» - то есть такая, на которой присутствует «черный люд» - убирает Выговского и избирает гетманом Юрия Хмельницкого, бьет челом царю о возобновлении «статей» Переяславской рады и о помощи против Польши. Московское войско вновь вступает в Украину и преданное казацкой верхушкой, вынуждено капитулировать перед поляками под Чудновом в 1660 г. Потом были новые рады, новые гетманы (иногда по два, по три враз), новые челобитья и новые измены. Дело дошло до того, что крымские татары - эти верные союзники в борьбе за «самостийность» (так же как и в недавние времена) - не стеснялись уже обменивать между собой пленных украинских девушек и женщин прямо под окнами гетманского дома. Растерзанная междоусобицами Украина являла собой одну сплошную руину. В современной Украине под диктовку Вашингтона пишется иная история, здесь «злобные москали» представлены в виде злодеев и поработителей.
В отличие от империй Запада Российская империя в большей своей части возникла не как результат завоевания. Ну а в меньшей? Пусть в порядке самообороны, но Россия разрушила силой татарские ханства, образовавшиеся из обломков Золотой Орды. Были потом и война против кавказских горцев, и присоединение (мирное и немирное) Средней Азии. Конечно, все это носило характер завоеваний. Но даже в этой «меньшей части» Россия не слишком походила на западные колониальные державы. При всей жестокости классовой политики царского самодержавия по отношению к так называемым «инородческим» народам она - в отличие от колониальной политики Запада - не вела к физическому уничтожению местного населения. Герцен, одним из первых подметивший особенность развития России вширь, сравнивал методы российской и американской колонизации: «Но Россия расширяется по другому закону, чем Америка; оттого, что она не колония, не наплыв, не нашествие, а самобытный мир, идущий во все стороны, но крепко сидящий на собственной земле. Соединенные Штаты, как лавина, оторвавшаяся от своей горы, прут перед собой все; каждый шаг, приобретенный ими, - шаг, потерянный индейцами. Россия... как вода, обходит племена со всех сторон, потом накрывает их однообразным льдом самодержавия...» [4, c. 66]. Так же описывает взаимоотношения между коренным сибирским и пришлым русским населением историк А. А. Преображенский: «Сосуществование их (народов Сибири) с поселениями русских трудовых людей, увеличение общей численности нерусского населения за это время (исследование охватывает период с конца XVI до XVIII века включительно) - факты, доныне никем не опровергнутые. Одного этого достаточно для того, чтобы сделать вывод о неантагонистичности встретившихся на восточных окраинах социальных отношений русского и местного населения. Автор далек от мысли представлять эти отношения в идиллическом свете, лишенными внутренних противоречий и внешних их проявлений, не всегда бескровных и мирных. Можно было бы привести в дополнение к известным - немало новых фактов, свидетельствующих о захватах ясачных угодий русскими новопоселенцами, о жалобах местных жителей на сокращение возможностей охотничье-промыслового хозяйства в связи с этим. Такое хозяйство, как известно, требовало во много раз больших площадей, чем земледельческое. Но малочисленность и разбросанность аборигенов на огромных, крайне слабо заселенных пространствах сводила до минимума всевозможные коллизии на хозяйственной почве. Не думаем, чтобы приукрашивали действительность крестьяне Краснопольской слободы в одной из своих челобитных, когда писали, что после поселения окрестные выгуличи «на озера и на истоки рыбу ловить пускали и в лесе тетерь ловить пускали же, спон и запрену с ними не бывало, жили в совете». В середине XVII века коренные жители южных районов Енисейского края, по словам русских переселенцев-крестьян, «не спорят, дают селиться спокоем». Острота противоречий притуплялась и другими обстоятельствами, содействовавшими развитию скорее центростремительных, нежели центробежных сил даже в той исторической обстановке. Многоукладность экономического быта пришлого русского населения, преимущественно крестьянский - характер колонизации, в общем, и целом довольно последовательно проводимая царским правительством охранительная политика по отношению к ясачным людям - эти и другие факторы облегчали совместную жизнь русского и нерусского народов в рамках единой государственности.
...Проводя политику угнетения народов Урала и Западной Сибири на почве глазным образом ясачных поборов, Российское государство вместе с тем осуществляло меры, которые не отталкивали бы местные народы от «государевой милости». В литературе очень хорошо знакома формула царских грамот и наказов действовать, имея дело с ясачными людьми, «лаской, а не жесточью». Запрещая аборигенам и русским торговать в ясачных волостях до внесения ясака, правительство, с другой стороны, освобождало нерусских жителей от уплаты наиболее обременительных таможенных пошлин при торговых операциях» [10, с. 167].
Сравним некоторые данные. Ко времени появления англичан в Северной Америке насчитывалось 2 миллиона индейцев, к началу XX века их осталось не более 200 тысяч [3, с. 351]. В русской Сибири писцовые книги в тот же самый период указывают на неуклонный рост ясачного, то есть коренного, населения [10, с. 167]. Демократически избранные законодательные собрания колоний Новой Англии назначают цену за каждый доставленный индейский скальп от 50 до 100 ф. ст. - плата варьировала в зависимости от того, снят ли скальп с взрослого мужчины-воина, или с женщины, или с ребенка [3, с. 351]. Между тем «варварское и тираническое» московское правительство проводит охранительную политику по отношению к нерусским сибирским народам. К примеру, царский указ от 1598 года запрещает местным русским властям брать у тюменских татар подводы для гонцов, освобождает от ясака татар и вотяков бедных, старых, больных и увечных, предписывает зачислять в стрельцы крестившихся ясачных людей, что также влекло за собой освобождение от ясака [12, с. 36].
Русское государство, постоянно страдающее от недостатка, как рабочих рук, так и рук, умеющих владеть мечом и копьем, стремится не вытеснить, а, напротив, поставить себе на службу людские ресурсы побежденного противника. Потому-то Россия, отстаивая свое существование, никогда не вела войн на истребление. Она предпочитала превращать бывших врагов в своих верных слуг. Москва смогла поставить общерусский интерес выше своего местного: московское боярство без сопротивления уступает ближайшее к трону место потомкам удельных князей; московские дворяне и бояре покорно покидают свои подмосковные поместья, расселяясь по царскому указу под Новгородом Великим, Новгородом Нижним, Псковом, Рязанью, Тверью, Смоленском - чтобы на равных основаниях с местными помещиками нести службу «головой и копьем». Избранная «тысяча» московского дворянства - своего рода царский гвардейский корпус, «испомещенный» вокруг столицы - на деле состоял из выходцев из всех русских земель. Нет ничего удивительного в том, что правительство многонациональной Российской державы исходит в своей дальнейшей внутренней политике не из узких местных, а, прежде всего из своих национальных интересов. Видный исследователь Ф. Нестеров приводит несколько характерных примеров: «В середине XV века русские поселенцы в Вятке вместе с князьями из коренного населения грабят московских купцов, чем наносят ущерб государевой казне. В 1489 году царское войско учинило разгром Вятке, весь полон был приведен в Москву. Иван III русских вожаков разбойничьих шаек велел повесить, прочих русских вместе с женами и детьми расселить по другим городам и селам, а местных князей с их разоруженными дружинами «пожаловал», отпустив на родину с миром. В указе посаженному воеводой в Новгород Великий в XVII веке князю Хованскому говорилось о том, чтобы «в осадное время чухнов, латышей и порубежных русских крестьян в город (крепость) не пускать, держать их на посаде во рвах, а жен их и детей пускать в город» [9, с. 105].
Никаких различий по национальному признаку не делалось. В ходе объединения русских земель Москва усиливается сама и обессиливает своих соперников - великих князей тверских, рязанских и нижегородских, стягивая отовсюду к себе на службу основную боевую силу того времени - боярство. Ту же самую политику проводит Московия и по отношению к своим нерусским противникам - оттого родословные русского боярства производили на Ключевского впечатление «этнографического музея»: «Вся русская равнина со своими окраинами была представлена этим боярством во всей полноте и пестроте своего разноплеменного состава, со всеми своими русскими, немецкими, греческими, литовскими, даже татарскими и финскими элементами» [7, c. 140]. Очевидно, что вопрос об этнической «чистоте» и сравнительном «благородстве» или «низости» национальных элементов в Москве никогда не рассматривался. Напротив: Иван IV Грозный с гордостью писал шведскому королю: «Наши бояре и наместники известных прирожденных великих государей дети и внучата, а иные ордынских царей дети, а иные польской короны и великого княжества литовского братья, а иные великих княжеств тверского, рязанского и суздальского и иных великих государств прироженцы и внучата, а не простые люди» [11, с.49].
Литовские Гедиминовичи мечтали стать господами всей русской земли - они ими стали, превратившись в русских князей Патрикеевых, Голицыных, Куракиных и других, которые в московской иерархии заняли место лишь ступенькой ниже Рюриковичей. Ф. Нестеров отмечает: «И они повели русскую рать на Вильно. Ливонский крестоносный орден видел смысл своего существования в борьбе против неверных и в натиске на Восток; в этом смысле Иван Грозный предоставил ему столь широкое поле действий, о котором самые смелые и честолюбивые магистры не смели и мечтать. Царь поселил пленных рыцарей вдоль Оки, чтобы они с мечом в руке стояли против татарских орд, защищая границы Московского государства, а заодно и европейскую христианскую цивилизацию. Под московским кнутом рыцари очень скоро возродили свою едва ли утраченную воинскую доблесть. За это царь Грозный пожаловал многих из них за исправную службу, испоместив под столицей и включив в отборную «тысячу» московского дворянства. Других «дранг нах Остен» увлек еще дальше. В отряде воеводы Воейкова, которому пришлось после гибели Ермака добивать хана Кучума, русские стрельцы и казаки составляли лишь ядро; большая часть была из служилых татар, пленных литовцев, поляков и немцев. Далеко в Сибирь от стен Ревеля и Риги занесло свой крест крестоносное воинство. Но и обратно, то есть с Востока на Запад, под знаменем Москвы шли вольные дети степей. Касимовские, ногайские и казанские татары вторгаются во владения Ордена и доходят до Балтийского моря. Итак, все действуют в соответствии со своими природными наклонностями, унаследованными от предков стремлениями, заветными желаниями. Кстати сказать, после завершения Ливонской войны пленные немцы, поляки, литовцы, латыши, эстонцы получили возможность вернуться на родину. Эмиссары польского короля разыскивали их по всем русским городам и весям, следя за тем, чтобы не чинилось никаких препятствий к их репатриации, однако лишь меньшая их часть пожелала уехать. После Северной войны, порядком обрусевшие в плену солдаты и офицеры Карла XII отказываются возвратиться в Швецию. После войны 1812-1813 годов та же картина: пленные французы в большей своей части остаются в России навсегда» [9, с.106-107].
Даже верность исламу не препятствовала достижению высокого служебного положения в Московском государстве. Иван III, отправляясь в поход на Новгород, оставляет управлять землею и стеречь Москву татарского царевича Муртазу - имя показывает ясно, что его владелец остался мусульманином.
Коренному населению Казанского ханства не грозило насильственное обращение его в христианство после падения Казани. Первому архиепископу, отбывающему в недавно завоеванный город, в Кремле даются совершенно четкие указания: «страхом к крещению отнюдь не проводить, а проводить только лаской» [13, с. 69]. Петр I наставляет солдат: «Каковой ни есть веры или народа они суть, между собой христианскую любовь иметь» [8, c.345]. Вероятно, Москва была гораздо более заинтересована в том, чтобы сабли казанских татар (хотя бы и мусульманские) были на ее стороне, нежели в православной «чистоте» города. Тот же узел, что связал воедино все русские земли, стал завязью и для более широкого многонационального Российского государства. Не так уж трудно вскрыть исторические корни такого различия. Московское царство не являлось так называемым «правовым государством, требовавшим от своих подданных военной службы и тягла, но не предоставлявшим им взамен прав. Там, где не было прав, не могло быть и неравенства в правах. Бесправное русское население не могло смотреть свысока на новых, нерусских, подданных; в условиях бесконечной борьбы на два-три фронта всякий встающий в строй или впрягающийся в общее тягло быстро становился товарищем. Встающий в строй сливался с правящим классом, трудовые же массы разных народов также постепенно сближались и смешивались друг с другом. Россия росла сплочением народов, причем собственно русский элемент с природной пластичностью играл роль цемента, соединяющего самые разнообразные этнические компоненты в политическую общность. Мозаичная Российская империя обладала перед лицом внешних угроз твердостью монолита.
Россия никогда не была матерью-родиной только для русских, а для остальных народов злою мачехой.
Еще задолго до присоединения Армении к Российской империи армяне чувствовали себя в Астрахани, Москве, Петербурге так же дома, как и на родных склонах Арарата.
Князь Багратион, рассорившись с Барклаем де Толли, просит военного министра: «Ради бога пошлите меня куда угодно... Вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого нет» [5, c. 226]. В следующем письме, озлобленный сдачей Смоленска, он восклицает: «Скажите, ради бога, что наша Россия - мать наша - скажет, что так страшимся, и за что такое доброе и усердное отечество отдаем сволочам?.. Чего трусить и кого бояться?» [14, c. 111]. Гордый потомок грузинских царей не отделял любви к родной Грузии от верности к общему отечеству всех россиян. Он не старался быть русским. Он им действительно был без всяких усилий со своей стороны, поскольку могучее чувство, объединявшее русский народ, владело и им. И то, что он был русским, нисколько не мешало ему оставаться грузином полностью - не было противоречия между тем и другим.
Великий писатель Н. В. Гоголь, отвечая на вопрос: кем он себя считает - украинцем или русским, пишет своей приятельнице: «Сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая порознь заключает в себе то, чего нет в другой - явный знак, что они должны пополнить одна другую» [6, c. 419]. А. И. Куприн, по свидетельству И. Бунина, «больше всего гордился тремя вещами: во-первых - тем, что был русским офицером, во-вторых - что приходился внуком татарскому хану и только на третье место он ставил свою литературную известность» [2, c.394].
«Исторически и политически было бы неправильно отрицать или затушевывать национальный гнет в царской России. Было деспотическое русское самодержавие, была безответственная в своих действиях русская по преимуществу администрация, которая пыталась вбить клин в добрые взаимоотношения между русским и «инородческим» населением.
В конце XIX - начале XX веков в империи усиливается национальный гнет, запрещаются издания на родных языках, ведется политика русификации, преследуются деятели национальных культур. Наличие остро стоящего национального вопроса в стране обусловило появление национальных программ у всех крупных политических партий, действовавших в дооктябрьской России» [9, с. 112].
Тем не менее, положение русских в российской «тюрьме народов» отличалось от положения англичан в Британской империи, немцев в империи Габсбургов, японцев в империи Восходящего Солнца и т.д. В России бесправие не было уделом только «инородцев». Крепостное право являлось «привилегией» русских, украинцев и белорусов, то есть «природных русских», с правительственной точки зрения. Рекрутчина всей тяжестью ложилась на тех же «природных русских» и лишь в годы чрезвычайных наборов распространялась также на народы Поволжья [1, c. 298]. Русский народ в «тюрьме народов» был не тюремщиком, но заключенным. Русский народ никогда не чувствовал себя господином других народов, никогда не придерживался двойной морали, никогда не стремился отгородиться от иноплеменников. И судьба его была неотделима от них.
В современных условиях широкое распространение получила практика закамуфлированного неоколониализма. Ее целью является сохранить и укрепить в новых условиях политическую и экономическую зависимость стран от США, воспрепятствовать развитию в странах социально-экономических реформ, которые реально вели бы к укреплению экономик государств, а не привязывали бы их к США посредством всевозможных действующих по указке Вашингтона спекулятивных организаций, фондов и банков типа МБРР и МВФ.
Современный неоколониализм располагает различными методами воздействия: прямое вооруженное вмешательство, инспирирование и тайная поддержка сепаратистских и террористических движений, организация имитации оппозиционных НГО и фальшивых движений и партий, использование экономических рычагов – различных видов «помощи», усиливавших зависимость государств от США, поставок вооружений, интеграцию компрадорских элит в систему афиллированных с «мировым правительством» сообществ.
После инспирированного США краха СССР реально противостоять американскому неоимпериализму некому. А надо ли? Ведь борьба за единство мира не может вестись праведным путем. Вспомним, как в XIV-XVI веках Москва боролась с феодальной раздробленностью методами подкупа, политических и династических махинаций, заигрыванием с Золотой Ордой, убийствами конкурентов и т.д. Некоторые задаются вопросом: не является ли американская система ценностей панацеей от всех болезней человечества?
Сегодня США и их сателлиты, не таясь, организовывают свержения неугодных им режимов, физически уничтожают политических и государственных деятелей, разжигая и используя межнациональные конфликты в своих корыстных целях. Яркие примеры – судьбы Югославии и Ирака. Широкое применение получил подкуп политических и государственных деятелей - лидеров партий, профсоюзных и иных общественных деятелей, военных. Известно, что все советские диссиденты, так или иначе, получали моральную, финансовую поддержку от США и их союзников: «Дело Щаранского» позволило СССР даже оказать давление на США – президент США Дж. Картер просил советских руководителей не публиковать материалы о связях диссидентов с американской разведкой» [15. с. 853]. Не является исключением и современное положение, как в России, так и в других странах мира (Грузия, Украина и др.).
В последние десятилетия с достаточной определенностью проявились основные черты неоколониализма. В частности, в рассмотрении межгосударственных отношений как к силовой борьбы за влияние с акцентом на ведущей роли на мировой арене США. Универсальным средством решения всех проблем единственной супердержавы стала военная сила. Ныне Североамериканские стратеги сделали ставку не только на ядерное оружие, но и на космические военные силы – базы на Луне и Марсе означены среди приоритетных задач.
Официальный Вашингтон развивает систему военно-политических блоков в различных регионах мира как инструмента осуществления своей внешнеполитической экспансии, превращает ООН в «машину для голосования» и, в случае «сбоев» в Совбезе попросту осуществляет вероломные акции агрессии против неугодных государств, ставя весь мир перед фактом. Все это подается подконтрольными медиа-холдингами как главный фактор глобального обеспечения «общечеловеческих ценностей» – т.е. американской гегемонии. Более чем ста государствам мира США навязали двусторонние военные соглашения, получив право держать на их территориях свои военные контингенты и базы.
Решение международных проблем не политическими, а военными методами означает не только чисто военные операции, а в большинстве случаев – тайные операции за рубежом, инициирование и поддержание в тлеющем до поры состоянии «конфликтов низкой интенсивности». Инструментарий достаточно широк: использование терроризма, тайное руководство военными конфликтами, содействие подготовке и мобилизация наемников, инициирование государственных переворотов, диверсии, шпионаж. Все это должно способствовать тому, чтобы США оставались страной № 1 в мире. Соединенные Штаты не хотят видеть на международной арене равноправных партнеров, объективно воспринимать интересы других государств, достигать решений за столом переговоров на основе компромиссов. Американский неоколониализм – это финансовая, политическая, экономическая и культурная зависимость государств мира от США. В Северной Америке всегда господствовала эгоистическая концепция собственной исключительности - эдакого «пупа Земли». Отсюда логична посылка Бжезинского сотоварищи: любой международный вопрос должен быть решен только с американской помощью и в американских же интересах. Высокая степень идеологизированности неоколониалистской политики, маниакальное стремление найти противника, конфронтация с которым оправдала бы наращивание военного потенциала, создание новых видов оружия, расширение географии размещения новых военных баз, постановка своих ставленников в различных странах и регионах мира – таковы задачи США на современном этапе. Можно с уверенность охарактеризовать неоимпериализм США как силовое сопротивление происходящим в мире позитивным переменам и силовую, военную реакцию на них, как навязываемую в глобальных масштабах систему экономически и политически неравноправных отношений, форму прямого косвенного контроля над государствами мира, пришедшую на смену старой колониальной системе. В арсенале современного неоколониализма среди методов экономического воздействия важное место занимает экономическая экспансия в форме так называемых инвестиций, субсидий и кредитов, сочетаемая с использованием методов политического и военного давления. Реализует данную парадигму в качестве опоры «на местах» внутренняя компрадорская (продажная и подкупленная) буржуазия. Своеобразной «пятой колонной» выступает «пропиаренная» такой же закваски «новая интеллигенция».
Современный монополистический капитализм породил разнообразные формы зависимых стран - формально самостоятельных, на деле же опутанных сетями финансовой и политической зависимости. Во многих случаях экономическая и политическая зависимость закрепляется соответствующими договорами, хищнически выкачивая из полуколоний сырье, западные страны превращают эти страны в аграрно-сырьевые придатки, места для складирования ядерных отходов как, например современная Россия.
Развитые страны препятствуют созданию в полуколониях самостоятельной индустриально-технической базы. Средства производства, ввозимые из развитых стран в полуколонии, предназначаются исключительно для отраслей, обслуживающих экономику подконтрольных монополий и ТНК - то есть для развития добычи сырья и производства полуфабрикатов, необходимых западным монополиям.

Литература

1. Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XVIII веке, М., 1964
2. Бунин И. А. Собр. соч., т. 9. М., 1967
3. Всемирная история, изд. АН СССР, т. V. М., 1958
4. Герцен А.И. Соч. т. 7. М., 1958
5. Генерал Багратион. Сборник документов и материалов. М., 1945
6. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч., изд. АН СССР, т. XII. М., 1952
7. Ключевский В. О. Соч., т. 2 М., 1959
8. Ключевский В. О. Соч., т. 8. М., 1959
9. Нестеров Ф.Ф. Связь времен: Опыт исторической публицистики. М.: Молодая гвардия, 1987
10. Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI - начале XVIII века. М., 1972
11. Пресняков А. Е. Московское царство. Петроград, 1918
12. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III. М., 1960
13. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. IV. М., 1960
14. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 6., М.-Л.
15. Хроника России. XX век. / А.П. Корелин, П.П. Черкасов, А.В. Шубин и др. – М.: СЛОВО/SLOVO, 2002